Большое донецкое приключение Ильича

БАЙКИ ИЗ СКЛЕПА

Normal
0

false
false
false

MicrosoftInternetExplorer4

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Обычная таблица»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:10.0pt;
font-family:»Times New Roman»;
mso-ansi-language:#0400;
mso-fareast-language:#0400;
mso-bidi-language:#0400;}

Дорогой Леонид Ильич Брежнев, как известно, не любил летать самолетами. Не то, чтобы он совсем не терпел аэропланы, приходилось же летать, куда денешься? Но это на крайний случай. Обычно же генеральный секретарь ЦК КПСС предпочитал поезда. Как говорится в одном романе, «сесть у окна, раскрыть книжку, спросить стакан чаю в тонком серебряном подстаканнике», да и, закурив любимые «Новость» (говорят, для Ильича готовили особый сорт, а он про то ни сном, ни духом), посматривать на бескрайние равнины и прочие географические подробности одной шестой света. Бросать, так сказать, ретроспективный взгляд – что хорошо, глаз радует, а что с прошлого разу так и не прибрали.

Как и все советские руководители, Леонид Ильич не чурался отдыха на жемчужинах Черного моря. В транспортно-охранном отношении была только одна разница между его вояжами на курорты Крыма и Кавказа: если литерный поезд мчал драгоценного пассажира на ЮБК, то на украинской территории за голову хватались начальники Южной и Приднепровской дорог, если Брежнева везли на Кавказ, то валидол глотали начальники опять же Южной и Донецкой Магистралей. О КГБ умолчим – чекисты, наверное, нервы лечили иным способом.

 С Донецкой дважды ордена Ленина железной дорогой у бровастого генсека были связаны особые воспоминания. Говорят, что однажды, когда поезд особого назначения остановился на станции Иловайск Дон. ж.д., только-только получившей в свое распоряжение огромный и модерновый вокзал, в строительство коего втюхали не то 5, не то 7 миллионов рубликов, из брежневского окошка раздалось сочное и удивленное ворчание: «А это что за херню построили?» памятливый был Ильич, чтобы не говорили его злопыхатели.

 Но это было уже ближе к его кончине. А в самом начале своего царствования Леониду Ильичу довелось пережить в этих же степных краях, густо украшенных угольными терриконами и заводскими трубами, минуты необычного свойства. Необычного для человека его ранга. И эти минуты, между прочим, стоили кое-кому карьеры.

 Было это в 1967 году. Генеральный секретарь ездил, собственно, в Мариуполь, который тогда именовался короче – Жданов. С чем-то там поздравлял, кому-то что-то там на лацкан прикреплял, кое-кого, наверняка удостоил оригинального брежневского поцелуя в дёсны… Но, ясное дело, мимо столицы края не проедешь при таком раскладе – протокол. Да и тогдашний хозяин Донецкой области Владимир Дегятрёв не тот был человек, на которого мог махнуть рукой хозяин страны.

 Но визит-то обычный, рабочий. Ну, партхозактив на скорую руку соорудили, обед, докладец о достижениях и недостатках, которые имеют место быть, но будут искоренены в самые короткие сроки, особенно теперь, после ваших вдохновляющих слов, которые трудящиеся Донбасса восприняли умом и сердцем…» Обычная партийная ахинея, дань традиции и заведенному порядку.

 И вот прибыли на вокзал. Понятно – перрон оцеплен синими милицейскими шинелями и серыми чекистскими регланами, или что там они носили (ну, допустим, польские плащи), Брежнев с Сусловым и свитой, Дегтярев, Миронов (тогдашний мэр Донецка) сотоварищи, стайка железнодорожного начальства во главе с начальником дороги Яковом Кривенко.

 В депутатском зале накрыт стол, бахнули, как полагается на дорожку, вышли на улицу покурить. Уж и не помню – то ли зима ранняя, то ли осень поздняя: прохладца приятная! Леонид Ильич благодушен, дымит «Новостью», пальто  слегка расстегнуто, перебрасывается шутками с местными товарищами, те тонко улыбаются, свита вставляет льстивые замечания.

 И вдруг! – Никто и глазам поверить не мог – поезд, литерный поезд главы государства, даже не скрипнув тормозными колодками – смазка отменная! – трогается! Думаю, всем знакомо ощущение уходящего поезда. Кто не испытывал этой душевной муки и томления сердца, когда выныриваешь на перрон, а поезд твой пошел-пошел-поошел, помощник на кнопку сигнала надавил – тууууу! Но, чтобы литерный членовоз уходил без пассажира номер один!?

 Короче, картина, по описаниям очевидцев такая. Брежнев, даже не бросив сигареты, — вот что значит, советский все-таки был человек — рванул за свои вагоном! За ним мелко засеменил «серый кардинал» Суслов, с криками «Стой, сволочь!» (а, может, что и покрепче выдавали, врать не буду) Дегтярёв, Миронов и вся камарилья. А далеко впереди, загибая все известные ему маты, летел начальник дороги Кривенко. Милицейское оцепление да проститься мне невольный каламбур, оцепенело, комитетчики, думаю, рвали маузеры из кАбур, у кого были. Да что толку – выходной сигнал светофора – зеленый, стрелки открыты, а поезд литерный. Ему опаздывать никак нельзя.

 Кончилось все, конечно, быстро и благополучно. Услыхав и увидав суету, машинист рванул ручку тормозного крана. Запыхавшийся генсек, отмахиваясь от отчаянных извинений властей области, города и дороги, влез в вагон. Дверь захлопнулась, и дорогой Леонид Ильич отбыл в Москву. Приехать в Донецк еще раз он согласится только через семь лет.

 Начальник дороги Яков Николаевич Кривенко был отличным руководителем – опытным, мудрым, где-то даже хитрым кадром сталинской еще закалки. На свой пост он заступил еще в мае пятьдесят третьего. Аккурат в один день со своим знакомцем Петром Кривоносом, которому дали «столичную» Юго-Западную. И не было никаких оснований снимать его. Но Андропов, только-только ставший председателем КГБ, не собирался спускать ему с рук этот досадный инцидент. К тому времени и диспетчер, и дежурный по станции, отправившие литерный Брежнева точно – секунда в секунду — по графику, не проверив при этом, сел ли он сам в вагон, были сняты с работы в тот же день. Кривенко, милицейскому и комитетскому начальству области влепили по «строгачу» на следующий же день на бюро обкома партии. Но и этого было мало  Москве. И вскоре Кривенко был безжалостно снят с должности.

 А мог бы сидеть себе и сидеть начальником. Как тот же, например, Кривонос, которого только смерть в 70-летнем возрасте освободила от исполнения тяжелых обязанностей в год, когда над Москвой вспыхнул огонь Олимпийских игр.