TheCityDondass

Не хочется рушить интригу, ну да ладно, скажу сразу, — некий большой клад батьки Махна (считается, что главный), был найден где-то под Запорожьем еще в далеком 1923 году, когда сам обладатель ордена Красного Знамени №3 (Первыми были Свердлов и Блюхер) нюхал портянки в Париже, и по меткому замечанию Оси Бендера, мог находить утешение в пошлой пословице «бедность — не порок».

Были другие клады, было ли вообще «золото Махно» подобное  пресловутому «золоту партии»? Современные кладоискатели безаппеляционо заявляют — было! Его, дескать, не могло не быть, грабил же как человек! С размахом грабил — от Тавриды до Старобельска, от Лозовой до Мариуполя. Не может быть, чтобы он все промотал! Надо искать (ага, надо белить, надо работать). Некий член РНЕ, называющий себя последним потомком г-на Михненко, со своей стороны уверен, что золото, нажитое его предком грабежами, давно преспокойно лежит в японских банках. Почему японских, правда, не пояснил. Надо полагать, страна Ниппон в его географических представлениях — настоящий край света, где только и можно прятать сокровища о нескромных взоров.

Есть еще одна точка зрения. Якобы, начальник батьковой контразведки, Лева Задов, обменял их в свое время на свободу и высокое положение в системе ОГПУ-НКВД. Что было, то было — бывший каталь с металлургического завода Юза, действительно в 20-х годах перешел румынскую границу с неизвестной целью и был отловлен знаменитым чекистом Дмитрием Медведевым. Тем самым, который в годы Великой Отечественной руководил отрядом спецназа в лесах под Ровно, дотошно инструктируя перед терактами не менее знаменитого, но давно забытого Николая Кузнецова. Тут есть несколько любопытных зацепок. Во-первых, стоустая молва давно называет местом самого вероятного «хранения» махновских богатств городишко Старобельск, где батько Нестор будто бы намеревался создать анархическую республику. Там то и капают наиболее усердно много лет современные Джоны Сильверы и Джеки Хокинсы. Лева Задов там, конечно был с Махной. Медведеву те места тоже хорошо известны. Он там руководил ЧК, и ему же принадлежит замечательная фраза о тех местах того времени (1920 г.): «Советская власть в Старобельском уезде существует на расстоянии выстрела из орудия бронепоезда».  Кстати, Медведев служи начальником чекистов славной  Юзовки, родного города Задова. 

Ну и что? Все это забавные совпадения, делать из которых выводы нельзя. Никакие. А вот насчет Юзовки, которая в год ареста Левы Задова Дмитрием  Медведевым, стала городом Сталино, а еще 37 лет по тому  Донецком, можно поговорить подробнее. Ибо один из следов мифического махновского  золота  обнаруживается и в нашей «столице шахтерского края».  След не менее  мутный и смутный, чем старобельский или там гуляй-польский. Но след, который почему-то упорно затушевываемый и краеведами, и официальной исторической наукой, и даже теми частными лицами, которые некогда автору помогли уверится в том, что не все чисто в этой истории.  Но об этом в следующей части нашей «story» (ну, не тянет она на старый добрый русский рассказ, пинкертоновщиной пахнет).

(Далi буде)

Но все познается в сравнении. Мой дед, будучи отпрыском раскулаченного орловского мельника, всю свою недолгую жизнь (он прожил всего 43 года, столько же и мне сейчас) метался по стране в поисках заработка. Бабушка, вспоминая его через тридцать пять лет после его кончины, с неодобрением замечала: «все за длинным рублем гонялся…» Она не смогла простить ему разбросанной по Руси семьи, бесконечных переездов с Орловщины на Брянщину, оттуда в Калугу, из Калуги в Донбасс, из Донбасса в Казахстан и обратно в Донбасс, где в конце-концов 11 июля 1941 года его настиг инсульт, убивший его. Был он десятником на одной из макеевских шахт. Удар случился с Виталием Ивановичем прямо на рабочем месте, прожил он еще два дня, находясь в коме…

А уже вовсю шла Великая Отечественная, немцы громили Красную Армию по всему фронту, была потеряна Белоруссия, огромная часть Украины, Прибалтики и сколько еще крови, страданий и мучений ждали народ моего деда впереди… Горе, немерянная беда накрыли русскую землю, убитые исчислялись уже сотнями тысяч. Жара плыла над Донбассом, посреди которого крохотная ячейка общества — моя бабушка, тетка (ей тогда было пятнадцать) и мой четырехлетний отец — хоронила своего покойника, кормильца… Будущность их была ужасна. В оккупированной Макеевке моему отцу в младенческом возрасте довелось пережить голод (собирал объедки на немецкой кухне), издевательства (однажды пьяный германский солдат вылил
на него котелок кипятку), скитания по селам Христа ради…

И над всем этим итог жизни моего деда, родившегося в 1898 году. Жизнь оборвалась в самый неподходящий момент, но разве мог он рассчитывать на иное? Нет, естественно. Так уж повезло ему родится. Бывает и хуже, но и такой судьбы, как у него не пожелаешь никому. Я не знаю задумывался ли он над смыслом жизни или был настолько «девствен» по части философствования, что принимал житуху свою как данность. Но вряд ли. Совсем недавно со слов тетушки я узнал, что семью деда Виталия (отца, мать, семнадцатилетнего брата) раскулачили и сослали в Сибирь в 1930-м. Вряд ли это не задело его, вряд ли не заставило пофилософствовать хотя бы на бытовом уровне о бренности бытия и несправедливости происходящего. Ведь, если своя рубашка ближе к телу, то что говорить о своей семье, о родной крови? Мучался ли он безысходностью, бессилием, бесправием? Наверняка. Совсем молодым парнем он попал на фронты Первой Мировой, слава Богу уцелел, но, наверняка, успел познать горечь потерь, цену жизни и смерти. А раз так, то, верно, был он в некоторой степени и фаталистом. Мир праху его… Жизнь его мне хоть и в общих чертах известна, но я не могу понять, какой урок из нее можно извлечь, кроме все того же, всепоглощающего русскую душу фатализма…

Матушка моя тоже не знала своего отца, когда он ушел на фронт, ей и года не было. Погиб солдат Дмитрий Семенов, простой астраханский рыбак, неподалеку от родных мест. Случилось это в жуткой, промерзшей насквозь донской степи, в которой его артбатарея, одна из многих, была на куски разнесена танками Манштейна, пытавшегося деблокировать окруженного под Сталинградом Паулюса. Его «жисть» была еще короче — и тридцати годков не было солдату Семенову. И его семья, оставшись без мужа и отца, прошла через пытку послевоенным голодом — мать на всю жизнь запомнила, как бабушка тайком выносила с рыбзавода рыбью требуху (если бы застукали, — посадили!), как после войны ели коренья и варили кожу, снятую с убитых змей, как умирали ее братья и сестры (в семье было 13 детей. выжило 9). Ну, и какой урок из жизни второго деда, что ценного из его жизненного опыта я мог вынести? То-то…

Слава Богу, я рос в относительном благополучии, при матере-отце, я мог опираться на их опыт, на скромные ценности их разбитых Историей семей. Но этого, конечно, было мало, как я понимаю. Родители и родня чему-то научили меня, что-то вложили в мою голову, но исторического опыта, как это бывает в больших и полнокровных семьях, мне не досталось ни кусочка. Сетовать, само собой, глупо и незачем — моя жизнь, это моя жизнь. И я рад, что мой сын в свою очередь уже может опереться и на мою жизнь, и на жизнь своих дедов, а судьба прадедов для него, надеюсь, будет уже не источником горестных и недоуменных восклицаний, перечнем несчастий семейных, а просто основой гордости за семью, за все то скромное, чем наш род помог своей земле, своей стране, своему народу. И, кто знает, — может ему по достижению зрелого возраста, достанется куда большая чаша оптимизма и позитивного восприятия мира…