Евгений Ясенов: «Я очень хочу, чтобы Донецк был городом мира, а не столицей Донбасса»

— Скажи, из чего вырос твой интерес к истории Донецка — только ли из местного патриотизма, любви к родному месту или что-то еще подтолкнуло?

— Из личного интереса к истории. Настоящее города я полюбил уж после того, как изучил его прошлое.

— То есть, в наличие был просто интерес к истории вообще, а потом только к истории Донецка?

— Да, именно так

— Мог бы ты выделить в истории нашего города какие-то особые моменты, которые позволяют выделять его из плеяды подобных промышленных центров?

— 20-е годы — когда к маленькому поселку присоединили еще несколько таких же, создав искусственного монстра. 60-е, когда Дегтярев из пыльного мегаполиса сформировал зелено-розовый оазис (ну, хотя б относительный оазис). Сейчас, кстати, мы переживаем тоже переломный момент, формируется новое лицо города — пусть не всегда законно, но период 2007-2012 будут вспоминать как время формирования постиндустриального Донецка с новой архитектурой, ставящей его в ряд с другими городами, как бы уравнивая его в этом с теми из них, которым лет гораздо больше.

— Ну, не у всех городов, которым лет больше, есть право с Донецком ровняться. И вообще их не так много, таких городов в нашей стране. Может, лучше Донецку пойти по пути полного сноса всего старого и выстроить на своих площадях и улицах что-то вроде азиатских мегаполисов — ультрасовременных, без намека на прошлую историю?

— А что сохранять-то? Три-четыре дома, которые стоят того? Шум о сохранении исторического нследия в нашем городке гораздо сильнее. чем нужно. Была по этому поводу в нашей газете одна смешная история. Мы сфотографировали мемориальную табличку, которую вывесило одно донецкое предприятие. на табличке было написано, что это здание было построено 111 лет назад. По меркам Донецка — седая древность. Когда мы пошли смотреть на это здание, оказалось, что оно представляет собой ничем вообще не примечательный сарай, отделанный грязноватой побелкой. А наш город уже этим гордится, понимаешь?

— Ты считаешь, что в Донецке вообще нечего сохранять? То есть во время своих прогулок ты ничего такого не нашел. Кондового, что стоило бы оставить, хотя бы в назидание потомкам? Я бы, например, был рад, чтобы ДМЗ стал музеем.

— Пойми, по большому счету, надо охранять сам Донецк. Надо беречь то лучшее, что в нем было создано его лучшими людьми. Например, те же розы Дегтярева. Просто Донецк — город очень молодой, и не надо делать вид, что он имеет какие-то архитектурные ценности. Их нет вообще. Когда местные патриоты надувают щеки, защищая какой-то убогий домишко только потому, что его выстроили в 19 веке — это просто смешно. У нас хороший город, но архитектурно он — убог. С этим надо жить, как с врожденным физическим изъяном. У меня бородавка под глазом, например. Может, когда-то соберусь и сведу ее. Может, когда-то Донецк получит свою передовую архитектуру.  Мы движемся в этом направлении. Медленно, но движемся.

— Обратимся к серии твоих публикаций по донецкому краеведению. Первые из них, насколько я понимаю, были в «Городе»? Как они родились, из чего выросло желание писать эти маленькие истории города?

— Это была комбинация моего природного пристрастия к истории и игры случая. Дали редакционное задание — написать про упадок ресторанов Донецка. Нашелся интересный собеседник, который живо и ярко рассказал об истории ресторанов. Материал был напечатан и понравился всем, а я на этой волне предложил редактору цикл рассказок из прошлого города — не исторические статьи, а именно рассказки, свидетельские показания жителей Донецка, как жилось тогда, когда они были молодыми. Редактор, не будь дурак, согласился. Так родился цикл «Ретро».

— Кстати, в полном виде, я имею ввиду все материалы «Ретро» собранные вместе никогда не публиковались. Не было желания сделать из этого книжку?

— Они впервые были собраны Александром Тимошенко на его сайте «Говорит Донецк», за что ему особая благодарность. Книжки такой нет, хотя были попытки заинтересовать потенциальных издателей. Но, видимо, я плохой коммерсант и не умею продавать свой товар, даже если все вокруг и говорят, что товар хороший.

— Товар-то отменный, я прекрасно помню, сколько энтузиазма вызывали эти публикации. Не кажется ли тебе, что цикл «Ретро»  в те годы был этаким сигналом возникновения новой волны интереса к истории Донбасса, которая в советские года подавалась исключительно в виде истории борьбы рабочего класса?

— Думаю, это действительно была какая-то новая форма подачи такого материала. Не я ее изобрел (стилистика и тональность была навеяна публикациями в модном тогда то ли «Московском комсомольце», то ли «Мегаполисе-Экспрессе»), но в Донецке до меня почему-то никто о нашем прошлом в такой легкой форме не рассказывал. Кстати, и сейчас не особо рассказывают. Предпочитают играть в серьезную историю. Хотя, по мне, как раз историю следует преподносить в максимально облегченной, бытовой форме. Так в ней больше правды, как ни парадоксально — потому что меньше идеологии.

— Идеологии как прошлой, так и нынешней, не так ли?

— Разумеется. Любой. История, как известно — продажная девка правящего класса.

— Кстати, о донецких краеведах, которые играют в серьезную историю? Ты мог бы нарисовать цепочку преемственности из имен этих краеведов? Лично мне кажется, что все они пасутся возле одних и тех же источников, перепевая друг друга, барахтаясь в болотце мелкотемья и малозначительных фактов.

— Боясь прослыть высокомерной сволочью, соглашусь с тобой. Цепочку рисовать не буду — я не так хорошо знаю официальное донецкое краеведение. Единственное, что хочу сказать в оправдание серьезных краеведов — они просто обречены ходить по кругу. История Донецка не настолько богата, чтобы на ней могли кормиться многие. Для того, чтобы съесть ее почти полностью, достаточно какого-то одного старика Альтера. Поэтому и особо ценны какие-то неожиданные, неформальные источники. Вот там жратвы хватит на любое количество краеведов. Но, поскольку искать такие источники трудно и как бы непрестижно, все равно толпа историков тупо кормится на одной поляне.

— Вот это и обидно — что всем им «рыть и копать» как бы «в падлу», как говорят наши особо интеллигентные дончане, и дальше областного госархива никто не идет. Ну, почти никто. Да и то, когда хотят нырнуть в «седую древность» и доказать права запорожцев на Донбасс, скажем. Но ведь и из архивов можно много другого, живого вынести — мы-то с тобой знаем… Ладно, господь с ними, с краеведами, давай вернемся к твоим изысканиям. В «Салоне» ты публиковал «Прогулки по Донецку». Это ведь уже не «Ретро», мне кажется это вовсе другой формат? 

— Да, это — попытка узнать уже современный город. Впрочем, при этом меня то и дело все равно заносило в историю. Идея опять-таки украденная — из какого-то московского журнала, не помню названия. «Прогулки» задумывались как цикл с гидами по разным местам — в их роли должны были выступать дончане, которым есть что сказать про то или иное место. Слава богу, именно так и получилось. Без живых людей этот цикл получился бы мертвым. А так, мне кажется, он живой и дышит.

— Книжка  на сей раз будет?

— Будет. Теперь уже точно будет

— Замечательно, будем с нетерпением ждать ее появления, а пока скажи вот что. Ты говоришь, люди, живые люди. Между тем, бытует такое мнение, что люди — это лучшее, что есть в Донбассе. Согласен с этим?

— И лучшее, и худшее. Впрочем, как всегда и везде

— Хорошо, подойдем с другой стороны. Я задавал этот вопрос Руслану Мармазову, задам и тебе. Дмитрий Менделеев, побывав в Юзовке и окрестностях, записал в своей записной книжке: «Видишь этот народ, простой и милый, глядишь прямо в глаза и веришь в его судьбу… мне прямо вольно с ним, с этим народом-то, я и говорю с ним как-то свободнее, и меня понимает тут и ребенок, мне весело с ними, к ним душа лежит». Как бы ты прокомментировал эти слова Дмитрия Ивановича?

— Дмитрий Иванович сказал, как должен был сказать русский интеллигент конца 19 века. В этих словах больше эмоций, чем правды. Но доля правды, конечно, есть. Я был во Львове в прошлом году — там люди совсем другие. Злые, едкие, хотя и более умные. Но вот удовольствия от общения с ними не получаешь. Есть, конечно, и исключения — но мы говорим о среднестатистических величинах. Если сравнивать со Львовом, в Донецке живут просто исключительно «теплые» люди. Но, например, в Днепропетровске или Одессе — такие же «теплые», если не лучше. В общем, я не в восторге от населения Донецка. Хотя сам отсюда, мои предки — самые что ни на есть простые люди. Знаешь, наш народ — действительно простой, в этом его непобедимая сила. И, если не растопыривать пальцы, поладить у нас можно с любым. Но назвать дончан «милыми» — все равно, что называть красавцем Сильвестра Сталлоне. По-моему, донецкий народ прост и силен, его не сломить и у него бездонный потенциал. Но он малосимпатичен, увы…

— Давай подробней — чем он малосимпатичен? И еще — не то, чтобы заело,  скорее удивило — почему львовянин умней дончанина, как это определить?

— Не умней, конечно, неправильно сказал — образованней. Это разные вещи, конечно…

Дончанин малосимпатичен своей грубостью. Он так воспитан, что ей подчиняет всю свою жизнь, он ее не прячет, он ее культивирует. он считает это признаком хорошего стиля. Это первое.

Второе. Дончанин некультурен. Он воспитан в простоте, вся история города — это путь от простого к простому. Наличие в городе Вадима Писарева и Марка Бровуна не делает дончанина культурнее, скорее даже наоборот. Да и не о той культуре я говорю. Дончанин — это тип, выросший в хибарах и подворотнях. Альтернативы не имели даже люди, жившие в центре города. Культура окраин и подворотен — это все, что было дано Донецку. Это не могло не сказаться на генотипе.

И третье. Дончанин не знает, чего он хочет. Он безалаберный. Я сам такой. Отсутствие настоящей, большой цели у большинства наших людей — следствие той забитости, в которой искусственно выращивали их предков.

Хочу уточнить: мы сейчас говорим только о недостатках. У дончан есть не менее могучие достоинства, которые делают их сильными.

— Я все же хотел бы, чтобы ты уравновесил недостатки наших земляков (кстати, макеевских, горловских и енакиевских мы сюда тоже включаем?) их могучими достоинствами, Согласись — паритет тут будет уместен.

— Говорю только о донецких, потому что других не знаю так хорошо. А могучие достоинства перечислю: упорство, самоотверженность, открытость, грандиозная практическая сметка. Еще одно достоинство не личное, но общее для всех — исключительная энергетика. Донецкий человек способен на многое в том числе и как продукт смешения многих этнических компонентов, энергетика от этого смешения и проистекает.

— Хорошо. давай немного помечтаем — каким бы ты хотел увидеть Донецк через 20 лет? И дончан, разумеется.

— Я бы хотел, чтобы это был город-сад, но этого, боюсь, точно не будет. Хотел бы, чтобы от нашей архитектуры люди ахали бы, как от барселонской. Хотел бы, чтобы пиаровская утопия нашего мэра Лукьянченко о городе без окраин стала явью — но это тоже вряд ли. Хотел бы, чтобы Донецк, наконец, получил метро. Чтобы на улицах не было пробок. Чтобы периодически в центре города не возникал непонятно откуда идущий смердеж. Чтобы Донецк не входил в число пяти ведущих в мире по туберкулезу. Чтобы наши люди избавились от перечисленных мною недостатков, не утратив при этом перечисленные мною достоинства.  Таково мое желание. И при этом я понимаю, что через 20 лет всего этого точно не будет. Дай бог, чтобы хотя бы метро провели.

— Чтож, Мармазову я сказал напоследок, что он оптимист, тебе же вынужден сказать, нет, не пессимист, — реалист. Так, наверное, будет правильней…

— Или космополит безродный, что еще правильнее. Я хочу, чтобы Донецк был городом мира, а не столицей Донбасса. Такое у меня мечтание. Потому что жутко люблю эту кучу мусора и этих людей, которым от рождения выпало тут копошиться. То, что они при этом иногда производят настоящие чудеса — вот что удивительнее всего. Именно за это я прежде всего и люблю дончан, именно поэтому они уникальны.