Город дважды менял имя и режим власти, но всегда славился кулачными бойцами
Не думаю, что сильно преувеличу, если скажу, что в Донецке (как и во всем Донбассе) всегда любили подраться. Любили и умели. Да так, что недобрая слава о наших шахтерских поселках с давних пор и по сей день бродит по просторам бывшего Союза ССР, рисуя дончан в глазах жителей других, не таких «буйных», городов, мрачными, неуступчивыми гномами, которые выбираются на свет божий из своих подземных нор только для того, чтобы выпить стакан водки и «зарядить» по физиономии первому, кто под руку попадется…
А мы никогда и не пытались разуверять кого-либо в этом. Себя в том числе. Знакомый, всю жизнь проживший в Донецке и зачем-то перебравшийся на склоне лет в Киев, рассуждает: — Знаю, конечно, что «отхватить» можно и в другом месте, но у нас – чаще и круче.
Сразу видно – коренной дончанин и знает историю родного города.
Мордобой по-юзовски
Я думаю, что зарождением и культивацией художественной росписи лица кулаками донецкий народ обязан англичанам. Что логично – если уж завод с рудниками построили, да людей нагнали к печам и всяким там квершлагам и бремсбергам, будьте любезны обеспечить приемлемый уровень массовых развлечений.
Британцы к тому времени уже изобрели бокс – «спорт джентльменов», предусматривающий индивидуальный мужской разговор по душам. Наверное, они полагали, что в дикой донецкой степи, где к концу 19 века скопилось огромное число молодых мужиков, жесткая аглицкая забава приживется и станет популярной. Известно, что показательные бои на импровизированных рингах под сенью чадящих труб юзовского завода, проводились.
История не оставила нам документальных свидетельств того, как отнеслись русские мужички к изысканному английскому способу ломать друг другу носы и рассекать брови. Но судя по тому, что многочисленные индустриальные туристы того времени из числа земских врачей, инженеров, писателей и проповедников куда охотней терминов «bохing» или там «break» употребляли русское «stenka na stenku», в моде была совсем иная забава, принесенная вчерашними крестьянами из своих сел деревень. Более других землячеств в многочисленных юзовских «боях» отличались орловские да рязанские. Даром что ли на Руси первых прозывали «орловские – головы проломлены», а вторых –«скула рязанская» (видимо, тонкий намек). Не плошали и тамбовские «дубинники».
Селились рабочие в казармах (по-местному – «балаганах») если не деревнями, то соседними волостями, а потому любое столкновение с последующей попыткой защитить уязвленное мужское самолюбие заканчивалось массовыми «боями без правил». Время от времени кого-нибудь зашибали насмерть, что, впрочем, никак не сказывалось на боевом духе забойщиков, коногонов и каталей. Простенькое, но вполне достоверное описание одной такой «битвы народов» осталось даже в советской литературе: «Увидев искалеченного товарища, тамбовцы все поняли и бросились из балагана, чтобы расплатиться с рязанцами. Началась драка – жестокая и бессмысленная. Полусотня мужиков мутузили друг друга в сумерках перед замызганной стенкой балагана. Тяжелые удары, сдавленные крики, злая, свистящая ругань…»
Заканчивались жаркие сшибки очень даже спортивно – являлись «рефери» в жандармских мундиров и проигравших уводили в кутузку. На отсидку!
Такие вот были единоборства по-юзовски. Какой там бокс? – детская забава! Что и сами англичане заводские довольно быстро поняли и однажды по весне 1874 года, когда толпа мужиков пришла требовать правильного расчета, джентльмены просто спустили на них свору подпоенных водкой прокатчиков с железными ломиками в руках. Ну, против лома, как известно нет приема. О дальнейшей судьбе прокатчиков ничего не известно. Простили, поди, их товарищи по классу…
Мордобой по-сталински
Революция подняла сознание донецких шахтеров, металлургов и химиков на качественно новый уровень. Отныне пролетарий при решении насущных производственных и бытовых проблем, исходил исключительно из революционной целесообразности – на глазок! Вряд ли в те суровые годы нашелся хоть кто-то, кто отказался бы проверить новые принципы общежития на деле. Очень быстро в юзовской округе, которая к тому времени уже стала сталинской, распространился милый обычай прибегать к самосуду. А поскольку население многочисленных поселков с младенческих лет привыкло биться не до первой крови, а до полной отключки, то побеждал либо человек с ружьем, либо тот, кто это ружье у него отбирал.
Все это истинная правда. Это только в эпоху развитого социализма нас ханжески уверяли, что рабочий класс на свою родную советскую власть руки не поднимал. А газеты двадцатых годов простецки считали, что для победы дела социализма надобно народу все рассказывать как есть. Был такой партийный печатный орган в наших краях «Диктатура труда». Вот она об этой самой диктатуре и сообщала в 1928 году.
А именно. За 10 лет новой власти народ не отвык праздновать Светлое воскресение Христово. Правда, делали это, по своему, по-донецки. Особенно на Рыковке, и уж тем более в местности именуемой «Шанхай». Газетчики сообщали честно – «…в первый день пасхи все население поселка перепилось, в том числе и женщины, и дети, на одной из улиц вспыхнула драка. Дело пахло кровью».
На этот самый запах и прибежала шестерка вохровцев, повязавших четырех наиболее буйных гуляк. Ха! Вояки недооценили рыковских «шанхайцев». Видать, не из наших они были, а то бы не рискнули они своих «пленных» на обычной гауптвахте держать. Поселок узнал о том, «шо наших бьют», и толпой в триста бойцов рванул на выручку захваченным. Сработал, так сказать, инстинкт пролетарской солидарности. Как выразилась «Диктатура», «и двинулись тучей черной на управление охраны». Гауптвахту, разумеется разнесли вдребезги, несмотря на стрельбу в воздух трех десятков красноармейцев – «святое дело – друзей с кичи вынимать». Не справилась с ними и конная милиция, вызванная на подомогу ВОХРе. Остается только догадываться, как была отпразднована на Рыковке в тот пасхальный день сия знатная виктория.
Чтобы ни у кого не было иллюзий – о подобных случаях в 1927-1930 г.г. «Диктатура» писала весьма часто. То братья Лукьянченко в Александрово-Григорьевке террор наводят, то на Ганзовке участковый, запершись в своей хибаре, всю ночь отстреливается от настойчивых гостей с соседнего поселка.
Ничего не боялся рабочий народ в те времена – ни черта, ни Бога. А чего им? – Каждый день под смертью ходили.
Мородобой по-донецки
В 1961 году Сталино в одну ночь превратилось в Донецк. Но, люди, как говорилось в старом анекдоте, остались все те же. Да и областной центр не шибко далеко от старых юзовских порядков ускакал по дороге социалистической культуры. Скорее можно было говорить о расцвете социалистического реализма. Но не в литературе, а в жизни.
Поселками донецкие хлопцы ходили на поселок, но, позабыв fair play предков, голыми руками биться брезговали. Все чаще масловские или там александровские употребляли «свинчатки», а смоляниновские парубки рукоятками обушков ломали головы бойцам с Пролетарки. Каждый поселок хвалил себя и для последнего донецкого хиляка было делом чести хотя бы разок со всей «компанией» сходить в опасный «рейд».
При Хрущеве и раннем Брежневе на слуху, были ребята со Смолянки. Мой друг, выросший там в 60-70годы, до сих пор со смехом вспоминает, как ужаснулась его будущая теща, узнав с кем собралась в ЗАГС ее доченька с «благополучного» Админпоселка: «Боже мой! Со смоляниновским бандитом связалась!».
Такова была репутация. И надо, сказать, оправданная, если о знаменитом набеге смолянинской бригады на ресторан «Москва» в начале 70-х вспоминают и тридцать пять лет спустя. И не только вспоминают, но и пишут в хороших книжках о Донецке. О городе, который всегда славился характером – прямым, непокорным, чуть насмешливым, крайним выражением которого (пускай, порой неприглядным) и является способность и готовность драться всегда и по любому поводу.
Может, именно поэтому в Гражданскую шахтерские дивизии окрестили «железными», а в самом городе страсть к потасовкам привела в итоге к появлению блестящей школы бокса?
Оставить комментарий